Некрасов: муза и совесть
Деятели культуры/
01.04.2020 в 01:57
/ АВТОР: ВАДИМ ДРОЗДОВ
В отечественной литературе сложно найти поэта, взывавшего к гражданскому самосознанию громче Н.А. Некрасова. Однако, поэт-гражданин также запомнился аморальными поступками, совершенными им как в общественной, так и в личной жизни.
Николай Алексеевич Некрасов вышел из обедневшей дворянской семьи, в которой воспитывался с 13 братьями и сестрами. В столицу империи он перебрался из Ярославля, имея за плечами всего неполных пять классов гимназии.
Его попытка завершить образование в Петербургском университете закончилась неудачей. Некрасов лишь два года продержался вольнослушателем на филологическом факультете, где вынужден был больше думать не об учебе, а о пропитании.
Зарабатывать на жизнь он стал нелегким литературным трудом. Практикуясь в стихосложении, Некрасов усердно занимался прозой и публицистикой, писал критические статьи, сочинял водевили для Александринского театра. Его первый поэтический сборник – «Мечты и звуки» - попал «под каток» критики Белинского и не был замечен читателями на полках книжных лавок. Отчаявшийся Некрасов даже решился на выкуп почти всего тиража и его уничтожение. Тем не менее, Белинский все же разглядел поэтическое дарование молодого автора, зарядил его прогрессивной идеологией и дал ему путевку в жизнь…
Сегодня Некрасова мы воспринимаем прежде всего в качестве певца народной доли. Однако, искренность его творчества остается под вопросом. Как отмечал Корней Чуковский, посвятивший поэту цикл критических рассказов, первоначально Некрасов простых людей не любил. В 23-летнем возрасте им были написаны такие жестокие стихи о народе, что что «даже цензор укорял его за недостаток любви к мужикам».
Заниматься творчеством Некрасов предпочитал в состоянии хандры. Это было типичное для него расположение духа. В его доме даже был «диван для хандры», на котором он мог валяться неделями, ни с кем при этом не разговаривая и находясь в обиде на весь окружающий мир.
«Это был гений уныния. В его душе звучала великолепная заупокойная музыка, и слушать в себе эту музыку, и передавать ее людям и значило для него творить, - писал Чуковский, отмечая, что «его излюбленный стихотворный размер есть по самому существу своему панихида».
При этом Чуковский указывал, что Некрасов, «этот страстный к страданию человек», видел следы страдания там, где их не видел никто: «Другие видели рельсы, а он человеческие трупы и кости. Другие видели пыль, а он кровь. Он галлюцинат человеческих мук».
Из хандры Некрасова мог вывести только народ, который, по мнению критика, «был главным мифом его лирики, величайшею его галлюцинацией». Авдотья Панаева в своих мемуарах вспоминала, что знаменитое стихотворение «Размышление у парадного подъезда» было также написано Некрасовым в период хандры.
В то время поэт проживал на углу Литейного пр. и Бассейной ул. (ныне эта улица носит его имя). Согласно воспоминаниям Панаевой, Некрасов целыми днями лежал тогда на диване, почти ничего не ел и никого не принимал к себе. Писать тоже отказывался, отмечая «пустоту в голове» и нежелание сочинять стихи, чтобы «прочесть двум-трем лицам и спрятать их в ящик письменного стола». И только тогда, когда Панаева обратила внимание поэта на мужиков, поджидавших министра государственных имуществ М.Н Муравьева, который проживал в доме напротив, Некрасов заинтересовался этим и подошел к окну. Затем вновь лег на диван и через два часа сочинил свой шедевр, начинавшийся со строк:
Как вспоминала Панаева, «Некрасов писал прозу, сидя за письменным столом и даже лежа на диване; стихи же он сочинял, большею частью, прохаживаясь по комнате, и вслух произносил их; когда он оканчивал все стихотворение, то записывал его на первом попавшемся под руку лоскутке бумаги».
У Некрасова была великолепная память, в которой он держал не только все сочиненные им стихотворения, но и произведения многих других русских поэтов.
Еще при жизни Некрасов подвергся обвинениям в двуличии, которые возникли, отнюдь, не на пустом месте. К примеру, в одном из своих произведений он призывал не вбивать на запятках карет гвоздей остриями вверх, дабы не допустить «…чтоб, вскочив, накололся ребенок». При этом сам он колесил по Петербургу в карете, задок которой был истыкан гвоздями.
В другой своей сатире он язвительно обличал некий клуб гастрономов, невыигрышно демонстрируя досуг этих гурманов на фоне голодного быта бурлаков. Прогрессивная публика была в восторге, критика вознесла Некрасова на пьедестал, а потом выяснилось, что… поэт сам являлся членом этого клуба.
Ну и уж совсем остается за гранью понимания то, что будучи редактором журнала «Современник» - рупора прогрессивной молодежи - Некрасов ходил к своим идеологическим врагам и протестовал «против гадких тенденций своего журнала». «Сегодня был у меня Некрасов и просидел три часа. Дело в том, что его вонючая лавочка «Современника» делается ему самому гадкою. Он слишком умен, чтобы не чувствовать ее омерзительности», - писал критик Василий Боткин в марте 1865 года.
Чуковский объяснял такое свойство натуры Некрасова двойственностью его происхождения. По рождению, привычкам и нравам он был барин. Но среди истинных дворян считался плебеем в силу низкого уровня образования и ограниченных финансовых возможностей на старте карьеры. Это-то и раскололо личность Некрасова. «Если бы он родился поколением раньше, он был бы цельной фигурой помещика: страстный борзятник, игрок, женолюб, - уверен Чуковский. - Если бы он родился поколением позже, он был бы цельной фигурой революционного фанатика-бойца – сродни Каракозову или Нечаеву».
Для того чтобы выжить, Некрасов вынужден был использовать свои коммерческие таланты, которыми природа наделила его в избытке. Но и на этом поприще он оказался в центре громких скандалов.
Так, Тургенев обвинял Некрасова в том, что он нажился, путем спекуляции, на его «Записках охотника»: купил их у него за 1000 рублей и перепродал за 2500 руб. Герцен заявлял, что поэт в результате нечистоплотной аферы присвоил себе имение его друга Огарева. (Правда, эта история была настолько запутанной, что однозначно обвинять в этом Некрасова некорректно). Ну а проигрывавшие Некрасову в карты крупные суммы денег (а он был азартным картежником!), намекали на то, что Фортуна одаривала поэта своей улыбкой отнюдь не случайно.
В любимом издательском деле Некрасов был натурой целеустремленной и цельной. Редактируя свой «Современник», он при подготовке номера прочитывал до 12 000 страниц рукописей, внося исправления, корректируя и переписывая присланные тексты. «Случается писать без отдыха более суток, и как только паралич не хватил правую руку, - говорил сам Некрасов, абсолютно при этом не лукавя.
Ради своего «Современника» Некрасов был готов пожертвовать всем, даже честью и убеждениями. Когда в 1866 году, после первого покушения на императора Александра Второго, руководить расследованием по делу террориста Каракозова был назначен М.Н Муравьев (тот самый, чей парадный подъезд описал за 8 лет до этого Некрасов), он жестко стал расправляться с инакомыслием. Над либеральными журналами возникла угроза закрытия. И доведенный до отчаяния Некрасов, ради спасения «Современника», решился на заседании Английского клуба произнести в честь Муравьева хвалебную оду.
Нужно подчеркнуть, что для любого «прогрессивно мыслящего» человека того времени Муравьев был настоящим пугалом. Жесткий консерватор, прославившийся кровавым усмирением Польши, он получил прозвище «Вешатель». А для Некрасова польский вопрос был чувствительным вдвойне, поскольку свою любимую мать он считал представителем именно этого народа.
Но Некрасов все равно пошел прославлять кровавого генерала своими хвалебными стихами! Очевидцы были шокированы. Муравьев полон презрения. В результате и «Современник» был закрыт, и Некрасов почти до конца жизни стал объектом ужасной травли.
В личной жизни у него также было все запутанно и неоднозначно. Его музой стала Авдотья Панаева – жена Ивана Панаева, с которым Некрасов первоначально вместе издавал «Современник». Собственно, именно на деньги Панаева в 1846 году в основном и был приобретен этот, заброшенный в то время, журнал, основателем которого являлся сам Пушкин.
Панаев поддержал бедного Некрасова, впустил его в свой дом. И вскоре за это поплатился. «Еще так недавно Некрасов занимал в его квартире одну комнату, а теперь он сам занимает одну комнату в квартире Некрасова, и его карета стала каретой Некрасова, и его жена стала женою Некрасова, и его журнал стал журналом Некрасова», - лаконично описал ситуацию Чуковский. Однако критик отмечал, что Панаев во многом сам был виноват в произошедшем, поскольку не уделял внимания жене, ведя беспечный и беспутный образ жизни.
Взаимоотношения Некрасова и Панаевой были сродни сюжету «мыльных опер». В них были и любовь и страсть, долгие дни некрасовского молчания, ссоры, взаимные упреки, расставания и вновь разгорающиеся на расстоянии чувства.
Когда Некрасов совсем охладел к Панаевой, то бросил ее навсегда. К тому времени он уже купался в роскоши, а его бывшая возлюбленная ютилась в бедной квартире. Только изредка он подбрасывал ей незначительные суммы. В результате один из поэтов-современников даже упрекнул Некрасова в эпиграмме:
Только болезнь Некрасова и его смерть вернули ему потерянное после дифирамба «Вешателю» расположение прогрессивной молодежи. Когда на похоронах Некрасова в своей речи Достоевский поставил его на почетное третье место в рейтинге великих русских поэтов – после Пушкина и Лермонтова - то его освистали. Толпа была уверена, что Некрасов стоит выше всех!
Николай Алексеевич Некрасов вышел из обедневшей дворянской семьи, в которой воспитывался с 13 братьями и сестрами. В столицу империи он перебрался из Ярославля, имея за плечами всего неполных пять классов гимназии.
Его попытка завершить образование в Петербургском университете закончилась неудачей. Некрасов лишь два года продержался вольнослушателем на филологическом факультете, где вынужден был больше думать не об учебе, а о пропитании.
Зарабатывать на жизнь он стал нелегким литературным трудом. Практикуясь в стихосложении, Некрасов усердно занимался прозой и публицистикой, писал критические статьи, сочинял водевили для Александринского театра. Его первый поэтический сборник – «Мечты и звуки» - попал «под каток» критики Белинского и не был замечен читателями на полках книжных лавок. Отчаявшийся Некрасов даже решился на выкуп почти всего тиража и его уничтожение. Тем не менее, Белинский все же разглядел поэтическое дарование молодого автора, зарядил его прогрессивной идеологией и дал ему путевку в жизнь…
Сегодня Некрасова мы воспринимаем прежде всего в качестве певца народной доли. Однако, искренность его творчества остается под вопросом. Как отмечал Корней Чуковский, посвятивший поэту цикл критических рассказов, первоначально Некрасов простых людей не любил. В 23-летнем возрасте им были написаны такие жестокие стихи о народе, что что «даже цензор укорял его за недостаток любви к мужикам».
Заниматься творчеством Некрасов предпочитал в состоянии хандры. Это было типичное для него расположение духа. В его доме даже был «диван для хандры», на котором он мог валяться неделями, ни с кем при этом не разговаривая и находясь в обиде на весь окружающий мир.
«Это был гений уныния. В его душе звучала великолепная заупокойная музыка, и слушать в себе эту музыку, и передавать ее людям и значило для него творить, - писал Чуковский, отмечая, что «его излюбленный стихотворный размер есть по самому существу своему панихида».
При этом Чуковский указывал, что Некрасов, «этот страстный к страданию человек», видел следы страдания там, где их не видел никто: «Другие видели рельсы, а он человеческие трупы и кости. Другие видели пыль, а он кровь. Он галлюцинат человеческих мук».
Из хандры Некрасова мог вывести только народ, который, по мнению критика, «был главным мифом его лирики, величайшею его галлюцинацией». Авдотья Панаева в своих мемуарах вспоминала, что знаменитое стихотворение «Размышление у парадного подъезда» было также написано Некрасовым в период хандры.
В то время поэт проживал на углу Литейного пр. и Бассейной ул. (ныне эта улица носит его имя). Согласно воспоминаниям Панаевой, Некрасов целыми днями лежал тогда на диване, почти ничего не ел и никого не принимал к себе. Писать тоже отказывался, отмечая «пустоту в голове» и нежелание сочинять стихи, чтобы «прочесть двум-трем лицам и спрятать их в ящик письменного стола». И только тогда, когда Панаева обратила внимание поэта на мужиков, поджидавших министра государственных имуществ М.Н Муравьева, который проживал в доме напротив, Некрасов заинтересовался этим и подошел к окну. Затем вновь лег на диван и через два часа сочинил свой шедевр, начинавшийся со строк:
Вот парадный подъезд.
По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям…
Как вспоминала Панаева, «Некрасов писал прозу, сидя за письменным столом и даже лежа на диване; стихи же он сочинял, большею частью, прохаживаясь по комнате, и вслух произносил их; когда он оканчивал все стихотворение, то записывал его на первом попавшемся под руку лоскутке бумаги».
У Некрасова была великолепная память, в которой он держал не только все сочиненные им стихотворения, но и произведения многих других русских поэтов.
Еще при жизни Некрасов подвергся обвинениям в двуличии, которые возникли, отнюдь, не на пустом месте. К примеру, в одном из своих произведений он призывал не вбивать на запятках карет гвоздей остриями вверх, дабы не допустить «…чтоб, вскочив, накололся ребенок». При этом сам он колесил по Петербургу в карете, задок которой был истыкан гвоздями.
В другой своей сатире он язвительно обличал некий клуб гастрономов, невыигрышно демонстрируя досуг этих гурманов на фоне голодного быта бурлаков. Прогрессивная публика была в восторге, критика вознесла Некрасова на пьедестал, а потом выяснилось, что… поэт сам являлся членом этого клуба.
Ну и уж совсем остается за гранью понимания то, что будучи редактором журнала «Современник» - рупора прогрессивной молодежи - Некрасов ходил к своим идеологическим врагам и протестовал «против гадких тенденций своего журнала». «Сегодня был у меня Некрасов и просидел три часа. Дело в том, что его вонючая лавочка «Современника» делается ему самому гадкою. Он слишком умен, чтобы не чувствовать ее омерзительности», - писал критик Василий Боткин в марте 1865 года.
Чуковский объяснял такое свойство натуры Некрасова двойственностью его происхождения. По рождению, привычкам и нравам он был барин. Но среди истинных дворян считался плебеем в силу низкого уровня образования и ограниченных финансовых возможностей на старте карьеры. Это-то и раскололо личность Некрасова. «Если бы он родился поколением раньше, он был бы цельной фигурой помещика: страстный борзятник, игрок, женолюб, - уверен Чуковский. - Если бы он родился поколением позже, он был бы цельной фигурой революционного фанатика-бойца – сродни Каракозову или Нечаеву».
Для того чтобы выжить, Некрасов вынужден был использовать свои коммерческие таланты, которыми природа наделила его в избытке. Но и на этом поприще он оказался в центре громких скандалов.
Так, Тургенев обвинял Некрасова в том, что он нажился, путем спекуляции, на его «Записках охотника»: купил их у него за 1000 рублей и перепродал за 2500 руб. Герцен заявлял, что поэт в результате нечистоплотной аферы присвоил себе имение его друга Огарева. (Правда, эта история была настолько запутанной, что однозначно обвинять в этом Некрасова некорректно). Ну а проигрывавшие Некрасову в карты крупные суммы денег (а он был азартным картежником!), намекали на то, что Фортуна одаривала поэта своей улыбкой отнюдь не случайно.
В любимом издательском деле Некрасов был натурой целеустремленной и цельной. Редактируя свой «Современник», он при подготовке номера прочитывал до 12 000 страниц рукописей, внося исправления, корректируя и переписывая присланные тексты. «Случается писать без отдыха более суток, и как только паралич не хватил правую руку, - говорил сам Некрасов, абсолютно при этом не лукавя.
Ради своего «Современника» Некрасов был готов пожертвовать всем, даже честью и убеждениями. Когда в 1866 году, после первого покушения на императора Александра Второго, руководить расследованием по делу террориста Каракозова был назначен М.Н Муравьев (тот самый, чей парадный подъезд описал за 8 лет до этого Некрасов), он жестко стал расправляться с инакомыслием. Над либеральными журналами возникла угроза закрытия. И доведенный до отчаяния Некрасов, ради спасения «Современника», решился на заседании Английского клуба произнести в честь Муравьева хвалебную оду.
Нужно подчеркнуть, что для любого «прогрессивно мыслящего» человека того времени Муравьев был настоящим пугалом. Жесткий консерватор, прославившийся кровавым усмирением Польши, он получил прозвище «Вешатель». А для Некрасова польский вопрос был чувствительным вдвойне, поскольку свою любимую мать он считал представителем именно этого народа.
Но Некрасов все равно пошел прославлять кровавого генерала своими хвалебными стихами! Очевидцы были шокированы. Муравьев полон презрения. В результате и «Современник» был закрыт, и Некрасов почти до конца жизни стал объектом ужасной травли.
В личной жизни у него также было все запутанно и неоднозначно. Его музой стала Авдотья Панаева – жена Ивана Панаева, с которым Некрасов первоначально вместе издавал «Современник». Собственно, именно на деньги Панаева в 1846 году в основном и был приобретен этот, заброшенный в то время, журнал, основателем которого являлся сам Пушкин.
Панаев поддержал бедного Некрасова, впустил его в свой дом. И вскоре за это поплатился. «Еще так недавно Некрасов занимал в его квартире одну комнату, а теперь он сам занимает одну комнату в квартире Некрасова, и его карета стала каретой Некрасова, и его жена стала женою Некрасова, и его журнал стал журналом Некрасова», - лаконично описал ситуацию Чуковский. Однако критик отмечал, что Панаев во многом сам был виноват в произошедшем, поскольку не уделял внимания жене, ведя беспечный и беспутный образ жизни.
Взаимоотношения Некрасова и Панаевой были сродни сюжету «мыльных опер». В них были и любовь и страсть, долгие дни некрасовского молчания, ссоры, взаимные упреки, расставания и вновь разгорающиеся на расстоянии чувства.
Когда Некрасов совсем охладел к Панаевой, то бросил ее навсегда. К тому времени он уже купался в роскоши, а его бывшая возлюбленная ютилась в бедной квартире. Только изредка он подбрасывал ей незначительные суммы. В результате один из поэтов-современников даже упрекнул Некрасова в эпиграмме:
Экс-писатель бледный
Смеет вас просить
Экс-подруге бедной
Малость пособить.
Вы когда-то лиру
Посвящали ей,
Дайте ж на квартиру
Несколько рублей.
Только болезнь Некрасова и его смерть вернули ему потерянное после дифирамба «Вешателю» расположение прогрессивной молодежи. Когда на похоронах Некрасова в своей речи Достоевский поставил его на почетное третье место в рейтинге великих русских поэтов – после Пушкина и Лермонтова - то его освистали. Толпа была уверена, что Некрасов стоит выше всех!
К экскурсии:
Петербургские адреса Н.А. Некрасова мы сможем вспомнить во время индивидуальных автомобильных экскурсий по Петербургу.